17 января

100 лет со дня рождения Героя Социалистического Труда, почетного гражданина Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа, выдающегося организатора сельскохозяйственного производства - Бальжинимы Мажиевича Мажиева (1917 – 2000).

ЧЕЛОВЕК - ЛЕГЕНДА

Бальжинима Мажиевич Мажиев еще в послевоенные годы был личностью достаточно популярной. Он тогда ра­ботал заведующим РайЗО (районным земельным отделом), то есть возглавлял сельское хозяйство нашего Могойтуйского района и был третьим (после первого секретаря райкома и председателя райисполкома) руководящим человеком в районе. Люди отзывались о нем уважительно, одновременно немножко побаивались. Тогда вообще боялись начальства. Ведь свежи были в памяти репрессивные 1937-38-е годы, когда шли повальные аресты людей и большинство из них исчезало без следа. Были арестованы и мои дед и брат отца — дядя Батожаргал. Мать рассказывала, что дед умер в Читинской тюрьме. Об этом по секрету co­общил семье дядя Баторжаргал из тюрьмы запиской, а сам сгинул без всякой вести. Видимо, погиб где-то в лагерях... Мажиев слыл человеком строгим, вспыльчивым, но отходчивым и справедливым.

Мой отец тогда работал бригадиром поле­водческой бригады, хотя и не владел грамо­той (умел лишь ставить свою подпись по-старомонгольски, видимо, кто-то в детст­ве научил). Когда он вернулся с фронта пос­ле тяжелого ранения, его заставили идти на эту работу, несмотря на отказ, ссылаясь на безграмотность. Мужчин тогда в селе было раз-два и обчелся. Все были на фронте, и многие погибли. Он бригадирствовал более 10 лет и даже имел грамоту округа за высо­кие урожаи зерна.

Мое детство, естественно, прошло на по­левом стане. Нас, ребятишек военных лет, было совсем немного. Играть было не с кем. Вот и крутился среди взрослых на току или на пашне. Поэтому рано втянулся в работу. Сначала пошел погонщиком лошадей по кругу, что приводили в работу веялку на то­ку. Тогда мне не было и 5 лет. Работа, прав­да, монотонная, но делать было нечего, сам напросился... Хотелось скорее статьвзрослым, иметь свою норму в столовой полевого стана, где тетя Пилжит варила такие вкус­ные зерновые супы на костях, что пальчики оближешь. Хотелось иметь и свой зарабо­ток. Помню, какая радость обуяла меня, ког­да в первую же осень учетчик Пурбо принес к нам в юрту миску очищенного зерна и ска­зал, что я это заработал. Я чуть не подпрыг­нул и долго ходил гордый. Может, вправду я заработал его, а может, просто надоел ему своими расспросами сколько зарабо­тал, не знаю... Но эта миска зерна, мой первый заработок, запомнилась навсегда. И еще мне запомнился случай из детства, ког­да к нам на полевой стан приехал Мажиев. Я как раз гонял по кругу своих Серко и Гнед­ко (УндэрБоро и Аюрзана Улан, так звали моих лошадей). Люди веяли зерно на веял­ке. Видимо, чистили семена. И вот подъез­жает к току какая-то легковушка, и из нее выходит высокий стройный человек в серой шинели и в шапке. Слышу, говорят: "Прие­хал Мажиев"... Почему-то вид у него был сердитый. Потребовал к себе бригадира. Отец к нему подходит. Он тоже работал не­подалеку на току. Он всегда работал нарав­не с рядовыми рабочими, увлекал работни­ков личным примером. Люди, видимо, за это его уважали. Мажиев потребовал от отца показать запрятанное от государства Я слышу, отец говорит, что такого нет, все зерно на току на виду на зерновых площад­ках— это семена к севу и немного отхода от калибровки. Но вижу, Мажиев от такого ответа еще более взъярился и начал топать ногами, угрожать, что посадит в тюрьму за укрывательство, требует показать это зло­счастное зерно... Я очень испугался. Ду­маю, наверное, так же арестует и увезет от­ца, как дедушку и дядю в 37-м. Потом работ­ников бригады заставил рыть сугробы вдоль забора тока в поисках якобы запрятанного зерна. Это длилось долго, почти допоздна, но зерна так и не нашли... Потому что его просто не было в природе. Видимо, кто-то оклеветал отца. Доносы по инстанциям, час­то безосновательные, были явлением час­тым... Убедившись, что спрятанного зерна нет, он остыл и стал разговаривать спокой­но. Поинтересовался, как идет подготовка к севу. Отец подробно доложил о ходе рабо­ты. Дела, в действительности, шли хорошо. Семян хватало, они доводились до посев­ной кондиции. Инвентарь весь был отремон­тирован, сбруи починены, рабочие быки, верблюды и лошади зимовали справно.

Информацией он остался доволен, да­же похвалил. На прощание пообещал ра­ботникам походатайствовать перед райис­полкомом о разрешении забить бычка на мясо для питания рабочих. Ведь тогда колхоз не имел права забить даже свой скот без разрешения районного руководства. Та­кие были времена... И через некоторое вре­мя, действительно, такоеЯ слышу, отец говорит, что такого нет, все зерно на току на виду на зерновых площад­ках— это семена к севу и немного отхода от калибровки. Но вижу, Мажиев от такого ответа еще более взъярился и начал топать ногами, угрожать, что посадит в тюрьму за укрывательство, требует показать это зло­счастное зерно... Я очень испугался. Ду­маю, наверное, так же арестует и увезет от­ца, как дедушку и дядю в 37-м. Потом работ­ников бригады заставил рыть сугробы вдоль забора тока в поисках якобы запрятанного зерна. Это длилось долго, почти допоздна, но зерна так и не нашли... Потому что его просто не было в природе. Видимо, кто-то оклеветал отца. Доносы по инстанциям, час­то безосновательные, были явлением час­тым... Убедившись, что спрятанного зерна нет, он остыл и стал разговаривать спокой­но. Поинтересовался, как идет подготовка к севу. Отец подробно доложил о ходе рабо­ты. Дела, в действительности, шли хорошо. Семян хватало, они доводились до посев­ной кондиции. Инвентарь весь был отремон­тирован, сбруи починены, рабочие быки, верблюды и лошади зимовали справно  

т.д. Информацией он остался доволен, да­же похвалил. На прощание пообещал ра­ботникам походатайствовать перед райис­полкомом о разрешении забить бычка на мясо для питания рабочих. Ведь тогда колхоз не имел права забить даже свой скот без разрешения районного руководства. Та­кие были времена... И через некоторое вре­мя, действительно, такое разрешение по­ступило. Вот был праздник! Все с благодар­ностью вспоминали Мажиева, говорили, что он справедлив и заботлив к людям, а инци­дент забыли...

Вот так началось мое первое, еще в дет­стве, знакомство с этим неординарным, а впоследствии легендарным человеком, который сыграл громадную роль в моей жиз­ни и в жизни всего моего поколения.

ДАЛЬНЕЙШЕЕ знакомство, частое со­прикосновение, после перешедшее в теплые дружеские отношения с ним, как со старшим товарищем, настоящим учителем и наставником, дают мне основа­ние говорить о нем, как о человеке удиви­тельно цельном, глубокого природного ума и разносторонне талантливом. Он всегда стремился быть первым, опередить время. И неслучайно руководимый им колхоз име­ни С.М. Кирова и село Хара-Шибирь, которым посвятил всю свою жизнь без остатка, были первыми по всем позициям. И хотя он был всего лишь председателем крупного хозяйства, влияние его неуемной натуры рас-пространялось далеко за пределы этого хо­зяйства и села.

Главный источник влияния и авторитета его кроется, конечно же, в высоких произ­водственных и социально-культурных дос­тижениях колхоза и села. Харашибирцы, сколько я помню, в подавляющем большин­стве случаев оказывались первыми в рай­оне, округе и даже области. Они первыми начали выращивать высокие урожаи зерно­вых и кормовых, добивались высоких пока­зателей в животноводстве. Они первыми внедряли передовые технологии производ­ства. Они взрастили больше всех ордено­носцев, чемпионов и рекордсменов сельско­хозяйственного производства. Имея высокую доходность в производстве, колхоз первым в округе начал обширное производственное и социально-культурное строительство: I МТФ, МТМ, гаражи, жилье для селян, Дом культуры, стадион, типовая школа, интернат, участковая больница, магазины, Дом быта, столовая и т.д. И все на добротной ка­питальной основе. Здесь первым началось движение за образцовую усадьбу, улицу, озеленение села. Харашибирцы в течение многих лет привыкли быть первыми, выра­ботался особый харашибирский ментали­тет — гордость за свое село, и даже, я ска­зал бы, выработался какой-то особый хара-шибирский характер: горделивая степен­ность, уверенность, самоуважение, дисцип­линированность, трудолюбие и т.д. За всем этим стояли и сегодня стоят образ, воля, мастерство руководителя и воспитателя, их бессменного предводителя — Мажиева, их "дедушки" , как любовно при жизни уже зва­ли его харашибирцы. У меня вызывают удовлетворение и порождают надежду и се­годняшние дела харашибирцев. Ведь были и, прямо скажем, отчаянные времена и у ха­рашибирцев, когда под ударами непроду­манных, часто надуманных так называемых "реформ" стало катастрофически умень­шаться поголовье сельскохозяйственных животных, сокращаться до мизера посевные площади, селяне — нищать. Эти явления больно ударили и по Мажиеву. Я это видел и слышал от него самого. Каково человеку, когда дело его жизни начинает рушиться на глазах?! Может, и болезнь-то прилипла от этих переживаний. Обычно так и бывает у людей... Но в последние годы с приходом к руководству сначала села, а потом и колхоза Владислава Рыгсыловича Балданова, одного из талантливых и думающих его учени­ков, дела в селе стали налаживаться, и сно­ва начинают говорить о Хара-Шибири и харашибирцах. Душевно этому рад. Значит, дело и дух Мажиева продолжаются. Пусть так и будет всегда!

Вот уже более года его нет среди нас... Боль утраты до сих пор щемит сердце. Все кажется, что вот-вот зазвонит телефон... и, услышу сначала его тихий смешок, а потом, неповторимый в своем колорите и с характерным акцентом голос шутливо спросит: "...хаг живешь, Миллионбаяров?" Он шутя меня звал Миллионбаяровым. Ведь первая часть моей фамилии "Тумэн" по-монгольски и по-бурятски означает десять тысяч (рань­ше во времена Чингисхана этим словом обозначали одну армию монгольского войска), но БальжинимаМажиевич почему-то это число увеличивал раз в сто... В последние годы он частенько приезжал в Читу по различным делам, да и просто навещать свою дочь Сэсэгму и обязательно звонил мне. Интересо­вался обстановкой в области, особенно в сельском хозяйстве, работой областной Ду­мы... Я ему подробно рассказывал о делах наших, часто не очень радужных... Он глубо­ко переживал ухудшение положения дел в стране, области, в округе, да и в родной Хара-Шибири. Я рассказывал ему о делах в на­шей Коммунистической партии, об оценке по­ложения дел в стране с ее позиции и попыт­ках позитивно влиять на официальное руко­водство государства по выводу страны из кризисной ситуации. Он со многими довода­ми соглашался. До конца жизни Мажиев счи­тал себя коммунистом, хотя официально не переоформился членом КПРФ. По натуре своей он был человеком оптимистичным. Он верил в победу разума и в лучшую долю на­рода России. Он верил в людей, в их счаст­ливую звезду, в силу и волю. Он и сам был настоящим героем и богатырем не только из-за высоких правительственных наград и званий. Он их заслужил всей своей героиче­ской жизнью, борьбой и победами. Он всегда выходил победителем... Есть бурятская по­говорка "Хунболохобагахаа". Как бы точнее перевести: человека, каким он будет в буду­щем, видно с детства. В связи с этим мне вспомнился рассказ его первого учителя БатожаргалаШойбоновичаШойбонова, чело­века тоже интересной судьбы и неординар­ного. Он рассказывал: "Когда я учительство­вал впервые в Хада-Булаке, учился там Ма­жиев... Он был переростком, был ненамного моложе меня. В перерывах между занятиями мы боролись. И Бамбади (так его звали род­ня и земляки в детстве) всегда выходил по­бедителем. Так я даже, когда урок вел, ду­мал: "Как же мне в следующем перерыве пе­ребороть Бамбади?" Таким он был всю жизнь. В спорте, в самодеятельности... У не­го был очень широкий голосовой диапазон. Он мог брать начиная с самых низких нот до самых высоких. Были склонности и к артис­тизму. Он как-то шутя в разговоре с извест­ными артистами-певцами Кимом Базарсадаевым и другими выразился: "Если бы я не был Героем Труда, мог бы быть народным артистом...'' Наверное, и мог бы быть, если бы пошел по этой стезе... Первым был и в труде, и в бою...

Войну он прошел от начала и до конца, в артиллерии, в разведке, имел ряд орденов и медалей за героизм. Он всегда выходил победителем. Он даже хотел победить болезнь, что настигла его уже в преклонном возрасте. Он упорно боролся с ней, почти два года... Помню, как-то при очередной встрече с ним, уже тяжело больным, при разговоре вылетела у него фраза: "...Я и ее, возможно, "победю"..." Не победил... В природе все изнашивается. Износилось и его богатырское здоровье.

Таким я знаю этого замечательного чело­века-борца. О нем в народе ходит немало рассказов, былей, анекдотов... Они передаются из уст в уста, от старших к младшим. Он будет жить вечно в памяти людской, как человек-борец, как легенда.

ДоржоТумунбаяров, ветеран труда

Дашижапова, С. Он так любит землю [Текст] / С. Дашижапова // Агинская правда. – 2002. – 7 дек.

Тумунбаяров, Д. Человек – легенда [Текст] /Д.Тумунбаяров // Заб. Рабочий. – 2002. – 19 янв.

Санжаева, П. Посвящается БальжинимаМажиеву [Текст] : стих. / П.Санжаева // Толон. – 1996. - №3. – С.9.